Первый и последний президент СССР 9 февраляпрочел лекцию «Моя жизнь в политике» в Международном университете в Москве. Slon публикует избранные фрагменты лекции:

Սովետական Միությունը քանդելուց հետո երկրից փախավ Գորբաչովը ապրեց 3 տարի հատուկ իր համար ԱՄՆ Կալիֆորնիայի Սանտա Բարբարա քաղաքի արևմուտքում գտնվող անմարդաբնակ ձորակում կառուցված ռեզիդենցիայում (Նկարում): Տունը պահպանվում էր ԱՄՆ հատուկ պահակախմբի կողմից: Հայրենափախ ամուսնական զույգը թաքնվում էր անհայտ վրիժառուից՝ երկիրը քանդելու համար: Երեք տարի այս տնային «աքսորում». մեկուսացած ապրելուց հետո Ռաիսան և Գորբաչովը տեղափոխվեցին Սան Ֆրանցիսկո, ավելի ապահով պահպանությամբ առանձնատուն:

О карьере

Началась моя политическая карьера так. В октябре 1949 года на общешкольном собрании комсомольцы должны были избрать секретаря комсомольской организации. Я был комсомолец. Каждая группа выдвинула свою кандидатуру – я был среди прочих. Каждый кандидат должен был встать и сказать что-то о себе. Это были речи на полторы минуты, я не помню, что я говорил. Но встал, сказал. А когда я стал садиться, мой стул убрали – и я со всего маху грохнулся на пол. Оказалось, это была главная часть моего выступления – мою кандидатуру уже утвердили тайным голосованием, и я был избран секретарем комсомольской организации. Вот так началась моя жизнь в политике. 

Мы верили в Сталина. Когда я стал генеральным секретарем, то попросил найти мое личное дело, хотелось найти мое заявление о вступлении в партию и поcмотреть, что я там писал. Посмотрел. От души написано. Верили в Сталина, верили все, от мала до велика. Много должно было пройти лет, чтобы мои взгляды на Сталина и на жизнь вообще изменились. Вся моя карьера состоялась в КПСС. И когда говорят: «Горбачев – это продукт своего времени, продукт сталинской эпохи», – я не спорю. Да, я продукт. Но, надеюсь, не худшего вида продукт.

Я закончил Московский университет в 1955 году. Прошло 15 лет – и в 1970 году я уже оказался на посту первого секретаря райкома партии. Вы знаете, что это такое. Это очень высокая должность. Я был самый молодой секретарь райкома в стране, самый молодой член ЦК. Я оказался в среде, которая давала возможности себя проявить. 

Любые инициативы тогда упирались в систему. Все было сильно забюрокрачено. Все решения принимал только центр. Ставрополь – красивый южный город, мы пытались его благоустраивать. Встал вопрос о том, что невозможно пойти в городе на прогулку, нет общественных туалетов, не в кусты же бегать. И для того, чтобы поставить в центре большого города, краевого центра, общественный туалет, надо было просить разрешение в правительстве России. Вот такая была бюрократическая централизация. 

Попал в Москву. Стал сначала кандидатом в члены Политбюро, потом членом Политбюро. Политбюро во времена советские – это было наше всё. Как Пушкин. 

Мы были не новички и не простаки. Мы все знали. Понимали, что страна задыхается. Все упиралось в бюрократическое засилье во всех сферах. Да, надо было что-то делать. Родился лозунг «Так жить нельзя» – в обществе, не то, что кто-то его специально придумал. Начались поиски, как жить дальше. Я встал на этот путь. Для меня перестройка была пиком моей жизненной деятельности. Сейчас, когда все уже позади, я жалею, что дело не удалось довести до конца. Но все-таки мы все сдвинули – и во внутренних, и во внешних делах. 

Мы разговаривали перед тем, как мне начали предлагать идти на генсека, с женой. Я приехал вечером домой, сказал Раисе: «Завтра у нас будет обсуждение, не исключено, что меня называют и предлагают». Она спрашивает: «И что ты?» «Я не знаю, я не решился еще». А она: «А тебе это нужно?» Это интересное рассуждение, типично женское, философское . Я был самый молодой член Политбюро. Почти год Черненко не работал, я вел и Политбюро, и секретариат. Уже не оглядываясь действовал, будь что будет. И сейчас проявлю трусость и буду уклоняться? Это было исключено.

О том, что будет  

Меня часто спрашивают: а что будет завтра? а война будет? а революция? Ленин сидит в Швейцарии в январе, работает в библиотеке, дает интервью. Ему задают вопрос: «А когда же у вас в России будет революция, господин Ленин?» Он отвечает: «Ну, это дело других поколений». А через месяц,в феврале, начинается революция. И о себе могу рассказать. Мы с Гельмутом Колем встречаемся, я приехал с визитом, ведем пресс-конференцию. Нам задают вопрос: «Вы разговаривали об объединении Германии?» – «Да, конечно». – «И до чего вы договорились?» – «Ну, это дело XXI века». Берлинская стена пала через три месяца. Такие мы все оракулы.

Нам для России нужен социал-демократический проект. Который помог бы преодолеть раскол и непонимание среди демократических сил. В рамках социал-демократического проекта можно выстраивать перспективу для нашего общества. Я в этом убежден. Была социал-демократическая партия, которую я создавал, – потом я отошел от дел, там Титов остался председателем. Так Титов продал социал-демократическую партию за еще один срок пребывания губернатором своей области. Недавно встретил его во Франкфурте в аэропорту, говорю: «Как ты мог, ну как ты мог!» А была партия, зарегистрированная. А в следующий раз, когда сделали заход, я оказался в Кремле у Суркова. Я не питаю к нему теплых чувств, но нормально, он представитель аппарата. Переживает, что я публично говорю о нем: «Ну какое у нас может быть партийное строительство, когда этими делами в Кремле занимается Сурков!» И вот он говорит мне: «Михал Сергеич, ну зачем это вам, вы уже столько всего сделали! И мы вас все равно не зарегистрируем». Откровенно говорит, нахально. Мы должны ставить вопрос о том, чтобы у власти таких людей не было. Да, я говорю об этом публично.